Christian roots of European civilization, and Russia

Russia is in crisis. Not only the one that rocked the stock exchange and banks, but more important, existential - its essence in painful choice of development. Essentially, this is a protracted search for identity, a search which did not stop for the past three and a half centuries, beginning with the "right book", held under Patriarch Nikon. The Petrine reforms, revolutions and counter-revolution of the twentieth century mark the most radical experiments of the correction of the historical route of Russia, at all stages associated with attempts to refine or revise its place in the historical origin, its place in world history and a concert of world civilizations. The question of Russia's place in the world behind the historically important decisions dictated by pragmatic considerations, such as those adopted by Peter the Great. He stood, and the historic disasters that befell the country under the weight of unmanageable and uncontrollable processes, although they were accompanied by political agendas and utopian prozhekt participants in the events - that took place during three revolutions of a century ago. Lasted for centuries being suspended this issue, creating the illusion of its insolubility, as well as inconsistency hasty responses to it, reveal not only unfounded asked them thinkers, ideologues and politicians, but his objective difficulty. The quintessence of this issue can be marked in such a set of identifiers: Russia and Europe, Russia and the East, Russia and the Byzantine heritage, Russia and the Eurasian steppe, and - most importantly - Russia and Christianity, Russia and Orthodoxy, Russia and the West ispovedaniya.A same question is in fact, whether owned or not owned by Russia Europe. Cartographic answer is no obvious and trivial, or conditions and relates to the field of geographic nomenclature, and in such a setting is the question - this is empty rhetoric. And its essence is problematic, of course, is different: it belongs to the Orthodox Russia of European civilization? In other words, the Christian civilization of Europe includes the Byzantine Empire and its successors, among them Russia, or not include? And if included, in what capacity? As a world cultural homogeneity with Western Europe and only because historically grew stratifying deviations from the standard in need of correction? Or, in Christian Europe has two components - the East and West, which is quite different among themselves, have a genetic relationship? Despite the seemingly indisputable evidence the answer to the last question, this answer is unacceptable to many, such as Russia or Westerners - from the other end of the ideological row - for evraziytsev.Inymi words, in such unpretentious logical reasoning reveals the need for proper understanding of the place Russia in the world and in history, should make an adequate idea about this phenomenon, as Europe. Geographically, Europe - is part of the world, which, however, is not the same and the continent, differing from those of Africa or Australia. Some of the world - the notion of geography, but for Europe and Asia, the geographical factor does not in itself constitute grounds for their separation, because Europe - this is just a large peninsula in the west of the Eurasian continent. Europe and Asia are distinguished not because of geography, but because of the history, and more precisely, because of their belonging to different civilizations. But since the place names "Heroes" and "Asia" included in the geographical context, and geography is forced to map the uniqueness of the boundary between them is carried out with such precision that does not coincide completely with a shaky boundaries between civilizations, but only partly correlated with nimi.Vprochem, This boundary has not remained unchanged for centuries: in ancient times it was carried out on the Tanais (Don), in the Middle Ages - the Volga, in modern times to hold the Ural Mountains, the Ural River, Caspian Sea and then - in the Caucasus Mountains. But the shift in this boundary - to the expansion of Europe from Asia - continues to this day, at least, this trend presents such an international political act, as the reception of newly formed Transcaucasian and Central Asian states into the European organization. There is logic in the fact that the length of Europe in the latitudinal direction is not measured by four, it is generally accepted as recently as twelve time zones, putting its eastern limit is not the Urals and Russia's Pacific coast okeana.Takie move the border between Europe and Asia are not due to shifts continents or other geologic hazards; behind them are the phenomenon of religious, political, social, in other words - a historical character. In considering the issue from this perspective, it should be noted that the unilateral expansion of Europe to the east of the geographical nomenclature does not adequately reflect the real historical process, which demonstrates, rather, the pulsating movements of the actual border between European and Asian civilizations, so that no time in history, it shifted in the reverse - the West - the direction, at least, so it was in the days of Genghis Khan, or Mohammed the Conqueror, whose successor in Asia twice moved up to the Vienna. And almost a thousand years before the defeat ending the siege of Vienna by Ottoman hordes of armed expansion in Asia, Europe, broadcasting from the south, from Africa, and was stopped in the heart of modern France, under Puate.Na question of what European civilization, the most succinct answer is -- it is Christian civilization, and as such it stands alongside the Muslim, Hindu or Confucian civilizations. This answer, however, requires a number of reservations. The initial focus of Christianity, as is well known, not in Europe, and Asia, in Palestine. Europe is well before its Christianization crossed the boundary that separates the primitive or patriarchal, if you like, prehistoric society of civilization, implying the existence of states, writing, complex social system, as well as urban areas. All this in southern Europe - on the island of Crete and then in the Peloponnese and Attica - first appeared already in the II millennium BC. In this regard need to be clarified: describing the civilization of Europe as a Christian, one should not equate to the end of the term "European" and "Christian" civilization is a convergence of their only points out the face of Europe, which it had for centuries - at least in the second half of I and II in the millennium of the birth of Christ, but, of course, not initially. Yet the right of European civilization in the name of a Christian is strengthened by the fact that in antiquity the place name meaning "Europe" was much more local, and in relation to the age-known counterpart of the medieval Christian Europe was the world of classical Mediterranean, which included the coastal territory into three parts light, the Mediterranean, not Europe, remained in the region and the ancient Christian civilization, but only to the expansion of Islam, which confused the old historical and geographical karty.Ochevidno also that in the past, and now the Christian civilization goes far beyond the borders of Europe: let nothing of Russia's Siberia, Lebanon, Armenia, Georgia (for some unknown reason, who in recent years, a cartographic revolution and include yourself in Europe, while the west of it, Turkey, except for real European Thrace, remains calm in Asia), it is yet Christian America - North and South, in our age is comparable with Europe and the population, and its political and economic weight. And yet, in order of primogeniture America should give Europe a priority right to the name of "Christian civilization". At the same time in Europe, and historically, and actually there is Islam: in the past - in Spain and the Balkans, now - at least in Turkish Thrace, Albania, in the North Caucasus and fragmented in the Volga and the Urals. A particular challenge in terms of geographical distribution of civilizations, is the Muslim diaspora in Western Evrope.Esche one necessary consideration in respect of Christianity in Europe, due to the fact that in recent times has become almost a cliché to describe the generally accepted modern societies of Europe and America as a post-Christian world. For such a finding is a number of obvious unfortunate circumstances - to see this, just turn on the TV. But this matter is still too fresh and new: the crisis state of Christian Europe certainly, but it is equally undeniable, and the failure took place already in the twentieth century experience of building the new post-Christian Ordnung. There is every reason to hope that the dispensation of ongoing project in Europe, America and the whole of the land of political correctness, militant and intolerant to any otherness that ignores religious and ethical values of people, the same end in miscarriage, as well as projects Nuremberg dreamers of the thousand-year Reich . In any case, while remaining within the stories and flashbacks, and being distracted from immediate and neblagoobraznoy from dangerous prospect, it is permissible to hold on to good old-fashioned term - Christian Europe, while leaving the eye to the long chilled on European soil shoots, which grew out of the nightmares of the twentieth century - one of those shoots was the French Revolution, although it was certainly not the first rebellion against Christ in baptism Evrope.Vydelenie Christian civilization as some kind of integrity at odds with the concepts of a number of eminent historians and philosophers that adhered politsivilizatsionnogo approach to history. Thus, in opposition to the Roman-Germanic Europe and Russia as the center of the Slavic world is constructed concept NY Danilevskogo, which codifies and brings to provocative extremes are more flexible and tentative ideas early Slavophiles. Eurasians, placing at the heart of Russia's Byzantine heritage of civilization, at the same time Russia is closely alike in the world of a nomadic Turko-Mongol tribes, considering the impact on the steppes of Russia deeper than a superficial influence of the Christian West, in other words - to uphold the ancient maxim of Joseph de Maistre: "If Russian scratch, you'll find a Tartar", - finding in it an occasion not for self-deprecation, and for pride. Oswald Spengler in the list of crops, which he calls about the same as that in Arnold Toynbee called civilizations, makes no mention of Christian culture, contrasting the Western culture of the Arab, who covers for him and the Byzantine world, while considering Russia as another type of culture distinct and separate from the Byzantine and named them, not without clumsy German wit Siberia. In A. Toynbee, Western Christian and Eastern Christian civilization are not in isolation from each other solely by way of contrast, like Spengler or Danilevsky, but given their common origin from the Greco-Roman civilization under the influence of the Christian leaven. Nevertheless, Toynbee, and sees in them the variety of the same, but two different tsivilizatsii.Inymi words nail the question posed is whether, to put it concisely, Byzantium and Russia, on the one hand, and the West - on the other hand, modifications of the same culture or two different worlds, affinities and historical context, which are secondary. The first answer seems to be more convincing, if not obvious. To the East-West Europe perceive no less difference than that between the Eastern Christian world and the world of Islam, or the nomadic cultures of the Eurasian steppe, the need for much of that zapalchivosti.No insisting on the existence of a single Christian civilization, we should not ignore the very real and even morphological differences within it , which basically boil down to a difference of its two varieties - the West, Catholic and Protestant, and Christian East - Orthodox, but also Monophysite and Nestorian. Although the division within the Christian civilization has a confessional nature, this does not mean that there is an exact match between the confessional pluralism and diversity of varieties of Christian culture. Doctrinal Orthodoxy closer to Catholicism than Lutheranism or Calvinism, but Protestant Europe, in different civilizations different from Catholic Europe, far less than that from the Orthodox East. The explanation of this fact lies on the surface and due to the fact that the Reformation - is a relatively late phenomenon: Protestantism came too late to radically modify the already existing culture of that part of Western Europe, which was covered by them. At the same time, the chronological argument can not be extrapolated beyond the above particular case. Confessional divide between diafizitami, Monophysites Nestorians and goes back to IV century, but family ties that bind the Orthodox world from the worlds of the Coptic and Syriac Christianity, were still stronger than those associated with Eastern and Western Christian civilization, the church whose unity is maintained longer - up to XI veka.Zapadnaya modification of Christian civilization, of course, extends far beyond Europe, but, unlike the east, not by land, and across the Atlantic, covering the South and North America, Australia, New Zealand and a number of enclaves in Asia and Africa. In this case the specific nature of Latin American civilization which distinguishes it from Catholic Europe, has no religious grounds and is rooted in an intense impact on her destroyed local cultures of the Aztecs, Mayas, Incas. As for the civilization of North America, in its formation of a critical constituent contributions made sectarian dissent, marginalize the homeland of the North American culture - in Western Europe and North American Indian culture, virtually destroyed by the colonists, together with their carriers, have left their legacies mainly on a geographical map of America its Oklahoma and Mississippi, and even in the famous art of the pioneers of the wild West shoot skalpy.No subject of our reflections Europe, but not the entire Christian world. There are reasons of Eastern and Western Christian civilization, written in the form of smaller structures. Christian East in such a case can be divided into three regions: the south - in the Balkans, Cyprus and the Caucasus, including Georgia, as the Orthodox and Monophysite Armenia, and the north, Russia, which embraces, of course, also Ukraine and Belarus, with the long-term presence within Russia and Georgia, Armenia and the close ties of ethnic kinship of Balkan Orthodox Slavs, of Slavic Russia has allocated Christian Transcaucasus, but also the territory of Bulgaria, Macedonia and Serbia and its Bosnian enclaves and Montenegro in the region, intermediate between the Greek and Russia's version of Eastern civilization. The third region is the Eastern Christian world - is located almost in the heart of Africa, Ethiopia, the culture which is a special modification of the Coptic civilization Egipta.Zapadnohristiansky world has no less complicated than the Christian East. In this confessional factor only partly affects the lines of its divisions. The cultural core of Western Europe can be outlined as follows: it is Germany, France, Benelux, Austria, Switzerland, northern and central Italy, the Spanish Catalonia, Czech Republic and Slovenia, but Slovakia and Croatia. This division of this region in its Catholic and Protestant factions, taking place around the Roman Limes, although it has a very real basis, yet again in comparison with the cultural boundaries that separate the region as a whole from the UK or Spain, and even from southern Italy. The fundamental historical phenomenon, which is based on this structure - the empire of Charlemagne. It is a curious circumstance that, perhaps, is not only a curious coincidence - this is almost an exact match historical boundaries of the cultural core of Western Europe to the borders of the European Union in its initial composition, when he was called the Common Market. But apparently, only a historical joke was the fact that the eastern frontier of the empire of Charlemagne was reproduced almost literally, when the Iron Curtain divided Europe, so that Germany was dissected into two parts, roughly along the Elbe, as in the wars of Charlemagne with the Germanic pagans саксами.За пределами этого цивилизационного ядра Западной Европы могут быть выделены, как особые и периферийные культурные модификации, скандинавская и не вполне однородные с ней, с одной стороны, исландская, а с другой – финская и остзейская, а также британская и принципиально отличающаяся от нее культура католической и кельтской по своим этническим и культурным корням Ирландии, иберийская цивилизация в Испании и Португалии, но также и баскская в Пиренеях, южноитальянская, которая включает в себя тесно родственную материковому югу Италии Сицилию и своеобразную культуру Сардинии, а также и Корсику, несмотря на ее политическую принадлежность Франции. Совершенно особый уголок южной Европы – католическая и одновременно арабоязычная Мальта. Наконец, к западнохристианской цивилизации принадлежит и католический восток Западной Европы.Западная и восточная разновидности христианской цивилизации сосуществуют параллельно не со времени крещения Европы. Христианский Запад существенно разошелся с христианским Востоком в эпоху папства и феодализма, крестовых походов и схоластики, иными словами, во II тысячелетии от Рождества Христова, но процесс разделения начался, естественно, раньше: на востоке – при императоре Ираклии, радикально пересмотревшем политику своих предшественников, стремившихся удержать или восстановить единство и целостность Римской империи, и сделавшем решительный шаг в сторону эллинизации Нового Рима; на западе – аналогичное значение имели события, происшедшие на рубеже VIII–IX столетий, когда Карл Великий и папа Лев III создали в действительности впервые Западную Римскую империю. Плоды разделения созрели к 1054 году. А хрестоматийная дата разделения единой Римской империи на две – западную и восточную – 395 год, отмеченный кончиной святого императора Феодосия Великого и его завещанием, является вполне фиктивной: в таком роде, как разделил империю святой Феодосий в своем завещании между сыновьями, ее делили не раз и до него, когда при наличии соправителей и при территориальном распределении их власти сохранялось единство правовой системы – это было похоже, скорее, на выделение уделов младшим сыновьям Московских государей при Иване III и его преемниках, когда в действительности удельная система уже прекратила свое существование на Руси.Важное, но все-таки не первостепенное значение в фактической дивергенции христианской цивилизации на западную и восточную имел этнический фактор: вторжения и завоевания германских варваров на западе и крещение южных и восточных славян от греков. Но в первом случае суть дела заключалась не в том, что вестготы, остготы, бургунды или вандалы изменили характер цивилизации Рима, завоевав его, а в том, что противостоявшая тогда цивилизации единого греко-латинского Рима культура германцев ариан, сама пронизанная влиянием Рима, исчезнув, оставила свой след на цивилизации католического Запада. Что же касается крещения болгар, сербов и руси, то события эти совершались тогда, когда надлом единого христианского мира был уже совершившимся фактом.Есть серьезные основания утверждать, что на рубеже тысячелетий произошло не разделение единого христианского мира на две фракции, но обособление католического запада от православного христианского мира, который на востоке оставался в существенных своих чертах тем же самым, каким он был ранее и в греческой, и в латинской половине единой Римской империи, в особенности в ее провинциальной периферии, будь то в Грузии, на Сицилии или даже в Ирландии. Утверждение это голословно, но убедительным оно может стать только при опоре на фактический материал, которому нет места в статье, и все же эту мысль можно попытаться хотя бы проиллюстрировать, указав на архитектуру древних христианских храмов не только нового, но и ветхого Рима, с одной стороны, и на столь не похожие на них готические соборы Франции и Германии – с другой.Дихотомия христианской Европы находит известную параллель в дихотомии греческого и латинского элементов в едином классическом мире дохристианской древности. Но это их двуединство и тогда не обозначало паритета. Самым лаконичным образом суть их взаимоотношений можно выразить такой формулой: в результате политической и военной экспансии Рима, покорившего грекоязычные царства и полисы, недостаточно зрелая римская культура была поглощена греческой, находившейся тогда в той космополитической стадии своей истории, которую принято называть эллинизмом. При этом необходимо уточнить, что разнообразные влияния эллинской стихии – через Великую Грецию, занимавшую юг современной Италии, через этрусков – Рим испытывал с самого начала своей истории, и эти влияния не гипотетичны, они хорошо прослеживаются.Наконец, древнейшая цивилизация Европы – это та, что была открыта недавно, на рубеже XIX–XX столетий, – крито-микенская, которая, подобно классической греко-римской и христианской – западной и восточной, представляет собой, как это видно уже из ее наименования, тоже своеобразную хронологически смещенную дихотомию.В недавнем прошлом, по меньшей мере, еще в XIX столетии, историю Европы почти отождествляли с всемирной историей. На страницах соответствующих компендиумов, помимо развернутых европейских сюжетов, помещались лишь несравненно более лаконичные очерки истории Египта, Месопотамии и Ирана и – уже совсем маргинально – Индии и Китая. Наследие литературного империализма в наше время преодолено и в историографии, по крайней мере, европоцентризм не является больше открыто декларируемой позицией большинства европейских историков, в особенности политкорректных историков.Это не значит, однако, что классический европоцентризм изжит до конца. В трансформированном виде он сохранился и остается вполне популярным идеологическим направлением. Только ныне в центр мировой истории ставят уже не собственно европейскую историю с христианской закваской ее культуры, но «западную цивилизацию», в составе которой собственно европейский элемент оттесняется на периферию, а во главу угла помещается детище Европы – Соединенные Штаты, при этом «западную цивилизацию» представляют как модель для незападных стран, постепенно включаемых в ее орбиту по мере их модернизации, а в конечном результате этого процесса, по парадоксальному и провоцирующему выражению Фукуямы, на сознание которого произвело непропорционально сильное впечатление падение Берлинской стены, просматривается конец истории, не апокалиптический, а прогрессистский, вроде марксистского пришествия коммунизма, только в капиталистической одежде, или, еще вульгарней, в виде хэппи-эндов голливудской продукции.Неотразимую теоретическую критику этой концепции дал один из самых глубоких современных политологов – С.-Ф. Хантингтон, а 11 сентября 2001 года вместе с последовавшими за ним провалами агрессивных акций единственной сверхдержавы наглядно проиллюстрировали иллюзорность очередной модной утопии. И все-таки в умеренных дозах европоцентризм в извращенной форме западноцентризма, или атлантизма, сохранился и до сих пор: и в сочинениях пишущих авторов, и в умах непишущей публики, и в делах политиков.Самым популярным и тривиальным обоснованием такой ориентации сознания является идея прогресса, поскольку, считается, двигаясь по пути прогресса, Запад обошел другие регионы мира. Это убеждение настолько въелось в умы современных публицистов, в особенности самых легкомысленных и рептильных из них – современных российских либералов, что в русле этой логики часто – и, как кажется, без всякого ощущения несообразности с точки зрения традиционной географии – к Западу причисляют и экономически развитую Японию, исключительно ввиду высоких показателей ее ВВП и благодетельного, с точки зрения российских либералов, присутствия на ее земле американских оккупационных баз. Но Япония может считаться Западом только в том случае, если смотреть на нее из Лос-Анжелеса, из Голливуда. Тогда, правда, пребывая в Калифорнии и обернувшись в противоположную сторону, следовало бы наименовать Дальним Востоком то, что принято называть Западной Европой.Итак, Запад ставят в центр мироздания ввиду успехов его прогресса. Но о прогрессе чего при этом идет речь? Как заметил А. Тойнби, прогресс наиболее бесспорен в военной технике. И действительно, его самоочевидность тут в самом деле поразительна – достаточно только сравнить эффект хиросимской бомбы, бомбардировки Дрездена или Багдада с самыми кровавыми бойнями давнего прошлого. Конечно, за развитием военных технологий, которые всегда были в авангарде прогресса, стоит развитие технологической системы в целом, иными словами – способности человеческих обществ трансформировать природную среду в собственных интересах. Хотя с точки зрения «зеленых» такой прогресс не заслуживает восхищения, он, по меньшей мере, очевиден, и он действительно радикально изменил внешние условия человеческого существования в последние два века. Но если судить о прогрессе не с исключительно технологической точки зрения, а с экономической и социологической, через показатели душевого размера ВВП или индекса человеческого развития, то, хотя прогресс и в этой области – вполне зримая реальность, тут уже нет оснований говорить о его поступательном и непрерывном движении на протяжении длительного исторического времени. Русский социолог П. Сорокин в свое время подсчитал, что если бы во времена земной жизни Иисуса Христа 1 динарий был отдан в рост под скромные 2%, которые бы адекватно соответствовали весьма умеренному экономическому росту, то, чтобы расплатиться с кредитором в XX столетии, должнику не хватило бы средств, даже если бы он обладал всем земным шаром, а тот был бы из чистого золота, из чего с ошеломляющей математической очевидностью вытекает, что экономический рост неизбежным образом прерывался на протяжении истории катастрофическими падениями и длительными стагнациями.И все-таки если прогресс измерять приведенными здесь критериями, к которым можно добавить и более человечные – такие как продолжительность жизни, уровень образования, то приоритет западной цивилизации предстанет бесспорным, но не с точки зрения историка, имеющего дело со столетиями, поскольку авангардная роль Европы и Америки в технологии, экономике и комфорте восходит лишь к началу XIX века – лишь после славной в анналах британской истории опиумной войны, победу в которой, принуждавшей Китай к массовым закупкам колониального индийского опиума, Британия достигла благодаря преимуществу в военной технике, Китай уступил первенство по ВВП Британской империи, которая, в свою очередь, на рубеже XIX и XX столетий уступила его Соединенным Штатам. Но и это первенство имеет все шансы быть утраченным уже в текущем столетии, по мере стремительного роста экономической мощи Дальнего Востока. Остается, однако, еще большим вопросом, стал ли человек в результате экономического прогресса более счастливым хотя бы в исключительно гедонистическом смысле слова. Ответ на него не может быть продемонстрирован статистически. На языке науки его нет и не может быть, но более релевантные тут философия, искусство, и в частности литература и кино, дают либо амбивалентные, либо, скорее, негативные ответы, во всяком случае, последние более обычны у мыслителей и художников, чем оптимистические, триумфалистские и прогрессистские.Но суть дела заключается в том, что человек – существо духовное, предназначенное для вечной жизни, и потому гедонистический аспект человеческого существования не может иметь решающего значения в рассуждениях аксиологического характера, в том числе и по поводу прогресса. И поэтому важнейшей темой в сопоставлениях цивилизаций оказывается религиозная сторона дела, которая имеет самое прямое отношение к вечности человеческого существования. Поскольку между приверженцами разных религий не может быть ни договоренности, ни даже плодотворной дискуссии о приоритете той или иной религии, то, с сциентистской точки зрения, рассмотрение проблемы человека и истории человеческих обществ и всего человеческого рода sub specie aeternitatis, в аспекте абсолютных ценностей, неадекватно, и всякие соглашения на этот счет могут иметь лишь конвенциональный характер и, строго говоря, лежат вне науки в собственном смысле слова.Тем не менее, историк человеческого общества, а не его частных проявлений, вроде сталелитейного производства или банковского кредита, не может игнорировать того, что составляет стержень человеческого бытия, так что историческая наука лишена возможности уместиться в прокрустовом ложе чистой науки, что, впрочем, всегда было известно и об истории, и о других гуманитарных дисциплинах и что не должно смущать историка христианина, который имеет веские основания поставить в центр мировой истории историю христианской цивилизации, что, конечно, при взгляде изнутри иных культур рискует быть расценено как необоснованная претензия и предвзятость. Но попытка обойти такую предвзятость не может оказаться состоятельной. Безрелигиозный взгляд на мир и на историю атеиста или агностика вовсе не гарантирует недостижимой нейтральности или объективности, и носителями любого религиозного сознания воспринимается как узко партийный и тенденциозный, к тому же продиктованный наивной гордыней – тщетной попыткой изъять себя из потока истории и вскарабкаться на воображаемую, мнимую вершину, выше Эвереста, откуда видно все, что происходило и происходит под солнцем. В свое время советские идеологи утверждали, что для этого надо всего лишь при наличии образования сохранить в себе круг понятий фабрично-заводского рабочего либо, при ином происхождении, усвоить себе пролетарское мировоззрение. Есть основания полагать, что они преувеличивали пользу рабочего происхождения или имитации пролетарских вкусов для историка.Протоиерей Георгий Флоровский в свое время писал: «Беспристрастной истории нет и не может быть. У историков-эволюционистов предвзятых мнений не меньше, чем у верующих в Божественное Откровение – это всего-навсего иной род предвзятости. Эрнест Ренан и Юлиус Велльхаузен пристрастны не менее Риччотти и о. Лагранжа… а Райценштайн и Фрейзер – куда больше, чем Дом Одо Казель и Дом Грегори Дикс. Просто пристрастия у них различны. Слишком хорошо известно, что в угоду критическим предрассудкам историки порой искажают и извращают истину куда сильнее, чем из покорности традиции».Между тем историк-христианин имеет существенное преимущество. Марк Блок, не будучи христианином, в своей «Апологии истории» утверждал: «Христианство – религия историков. Другие религиозные системы основывали свои верования и ритуалы на мифологии, почти не подвластной человеческому времени. У христиан священными книгами являются книги исторические, а их литургии отмечают – наряду с эпизодами земной жизни Бога – события из истории Церкви и святых». За этим суждением стоят, по меньшей мере, две идеи: христианская вера – это не только вера в вечное, внеисторическое бытие Триипостасного Бога, но это также вера в реальность событий, имевших место в истории, вера в исторические факты Боговоплощения, Распятия Спасителя «при Понтийстем Пилате», говоря словами символа веры, и Воскресения. Другая идея, восходящая к блаженному Августину, заключается в том, что события Священной истории Нового Завета составили главный узел и центральный пункт всемирной истории, они наполнили историю смыслом, сообщили ей ориентир.Христианская цивилизация потому и составляет особенно значимый фрагмент человеческой истории, что он теснее других связан с историей Церкви. На первый взгляд, при таком подходе изгнанный через двери европоцентризм возвращается через окно. Но, во-первых, это все-таки не тот европоцентризм, который деградировал в «западнизм» – удачно изобретенное философом ХХ века клеймо, – хотя бы уже потому, что история христианской Церкви, как уже было сказано, начиналась не в Европе, и не в Европе, а в азиатском Иерусалиме произошло важнейшее событие мировой истории. А во-вторых, смысловая важность событий европейской истории связана в таком представлении о мировой истории не с ее военным, политическим или экономическим доминированием, не с прогрессивным развитием науки и техники, а с эволюцией ее духовного состояния. И наконец, самое главное возражение против аттестации такой концепции как продолжающей традицию империалистического европоцентризма заключается в ее конфессионально мотивированном аксиологическом акценте на исторически восточнохристианскую, а по существу дела аутентично христианскую цивилизацию, претерпевшую в своем западном ареале на рубеже I и II тысячелетий мутацию, из которой в конечном счете и вырос современный Запад, устремившийся в бездну постхристианства. К тому же, христианский Восток на протяжении веков в своих взаимоотношениях с ближайшими соседями был чаще жертвой экспансии как с запада, так и с востока, чем агрессором.Все оставившие след в истории и все-таки по существу дела неудачные опыты сделать России такое переливание крови, которое бы устранило ее качественное отличие от Запада, проистекали из недооценки цивилизационной значимости церковного разрыва, совершившегося в 1054 году, и, как это ни кажется парадоксальным на первый взгляд, значимости учиненного полтора столетия спустя крестоносцами погрома Константинополя. Эти события происходили вне России, но уже тогда она входила в орбиту византийского мира, и его судьба стала конститутивной частью ее духовного наследства. Из стремления преодолеть техническое отставание России от Запада, причины которого носят по преимуществу экзогенный характер и в основном связаны с хорошо известной жертвенной ролью щита Западной Европы, которую она, как и до нее Византия, исполняла по географической необходимости, а не с ее духовной конструкцией, реформаторами на троне и революционерами в подполье делался вывод о том, что российский поезд надо переставить на другие рельсы – на те, по которым ездят на Западе. Примитивизируя сюжет, скажем так: чтобы научить русских строить корабли, в действительности не было надобности принуждать служилых людей к бритью бороды, а их супруг и дочерей к ношению декольте, вопреки тому, что думал тогда сам великий реформатор. Хотя модели для подражания с тех пор выбирались разные, но заимствовались они из одного резервуара. Российским императорам от Петра до Николая I включительно образцами для подражания служили монархические режимы Швеции, Пруссии или дореволюционной Франции; Александр II стремился реформировать подвластную страну с оглядкой на опыты либерализации европейских монархий, предпринятые после Французской революции. Сердцами оппозиционных либералов завладел английский парламент, более радикальные элементы вдохновлялись гильотиной якобинцев, а затем, уже в XX столетии, на просторах бывшей Российской империи, переименованной в Советский Союз, и за его пределами тщетно пытались осуществить вычитанную в книгах западных учителей утопию, духовные корни которой в древней хилиастической ереси. Наконец, когда утопия рухнула, зрение выброшенных катастрофой на поверхность вод лидеров и их ошарашенных почитателей омрачилось лицезрением ослепительного блеска фольги, в которую упакован «град, сияющий на вершине горы», на которую он взошел в действительности по причинам, ничего общего не имеющим с ныне навязываемой им самим всему миру постхристианской политкорректностью по отношению к злу и растлению, скорее, напротив: благодаря коренящимся в суровой пуританской и сектантской нетерпимости ко всякого рода, скажем так, моральным девиациям.Хотя в конечном счете все эксперименты глубокой трансформации России проваливались, сталкиваясь с ее неподдающимся запланированной мутации духовным ядром, но раны на нем в виде чужеродных институций и беспочвенных умонастроений и влечений «российских европейцев» разной ориентации они оставляли. В свое время два последних российских императора, Александр III и святой Николай II, пытались переломить тенденцию, но было уже поздно: болезнь оказалась тяжелой и для выстроенной Петром I империи смертельной.В любом случае, осмысление места России и Запада в системе координат мировых цивилизаций требует погружения в исторический контекст и его трезвого, добросовестного, рассудительного анализа. Корни настоящего всегда в прошлом. Корни недавнего прошлого уходят в древние слои исторической почвы. Знать прошлое, и главное, понимать его – дело полезное. Такое знание помогает делать правильный выбор, лучше видеть границу между реализуемыми замыслами и несбыточными прожектами, между предприятиями, приносящими сиюминутный успех, но чреватыми провалами в будущем, и теми, которые строятся не на песке, а на прочном фундаменте, на краеугольном камне.